Фея


Тихая и солнечная середина августа. Днем небо было цвета увядающих васильков, ночью мягко и густо переливались звездами.

Летать ночью стали чаще. Когда майор Дубасов взлетал и набирал высоту, звездная бесконечность вызывала у него восхищение. Порою ему казалось, что это не самолет идет на большой высоте, а мудрый дельфин, нежась, плывет в ночном океане, излучающем призрачный свет.

Олег Дубасов был романтик, и потому отношения с миром у него были особые – доверительные и очень чуткие. Он скрывал их и только когда оказывался в самолете наедине с бескрайним небом, позволял один миг полета посвятить восторгу перед этой красотой.

Одно мгновение – один пристальный взгляд, жадно и глубоко вбирающий таинственную красоту ночного неба. Ощущение своей причастности к этому миру, к мощной скоростной машине, послушной его воле, делало Дубасова счастливым.

Леталось легко и радостно. Уезжая под утро с аэродрома, и подремывая в автобусе, он смутно слышал разговоры товарищей, думал, что через день опять летать, и тихая улыбка появлялась на его лице. Досталось ему в наследство от предков – воронежских крестьян – доброе удивление перед красотой мира, трудолюбие и крепкое здоровье. Был он невысокого роста, темноволосый. Лицо широкое, открытое. Небольшие глаза смотрели с какой-то застенчивой вкрадчивостью. По натуре он был очень скромным, и те, кто знал его плохо, считали необщительным и даже угрюмым. В его широкой крестьянской спине чувствовались надежность и готовность к долгой и нелегкой работе.

В тот день ночные полеты отменили. Когда ехали на аэродром, небо стали понемногу затягивать тонкие облака, но на это никто не обратил внимания.

На разведку погоды вылетела «спарка», пока она не вернулась, летчики, уже одетые в высотные комбинезоны, сидели в кабинах самолетов и проходили тренажи. Потом они собрались у класса предполетных указаний.

В динамике послышался голос командира:

– Товарищи офицеры! Прошу всех в класс!

Выслушав доклад разведчика и дежурного синоптика, командир полка, невысокий крепыш с энергичным смуглым лицом, оценил обстановку и принял решение:

– Идет циклон. Полетам отбой!

Летчики поднялись и пошли в «высотную» переодеваться.

– Олег, что ты завтра делаешь? – догнал Дубасова майор Прошин, обаятельный веселый парень. – Может, за грибами съездим?

Дубасов вырос в деревне, любил лес, грибные походы, но после женитьбы как-то все это незаметно забросил. Жена попалась городская, ее больше привлекали, магазины, ателье, и поездки в гости или приглашение гостей к себе. Дубасов при этом чувствовал себя всегда скованно, неуютно и больше уставал, чем отдыхал. Но поскольку жену он обожал, то всем ее прихотям подчинялся безропотно. Это пошло с того самого первого мгновения немыслимого счастья, когда Фея согласилась выйти за него замуж. Он подумал, что ослышался. Когда она, тряхнув длинными светлыми волосами и чуть пожав полные, ярко накрашенные губы сказала:

– Ты мне нравишься. Я думаю, нам вместе будет хорошо.

Слова доходили до сознания Дубасова смутно, он и представить не мог, что может быть так счастлив. Его завораживало в Фее все – гибкая стройная фигура, уверенная походка, в которой чувствовалась самовлюбленность, темперамент, желание нравиться и привлекать к себе внимание. Она старалась все делать по – своему, потому что не терпела соперниц и в модной одежде, ни в кавалерах.

Побывав неудачно два раза замужем, Фея решила, что лучше синица в кулаке, чем журавль в небе. Дубасов был подходящей партией, она сразу почувствовала, как его сердце трепетно и часто застучало в ее твердой, опытной руке. Теперь уж она не упустит своего шанса. Казалось, сама жизнь решила, наконец, подыграть ей на этот раз и послало ей мужчину, смотревшую на нее с детским обожанием. Так на нее давно не смотрели.

На первых порах ей делалось немного не по себе от этого слишком искреннего обожания. Потом привыкла. Она знала, что ей ответить нечем, но прельщала мысль о престижном муже, твердой опоре в жизни. И возможность покомандовать, а не быть на побегушках, как это случалось в тех браках. Вспоминать о них она не любила и, когда по необходимости приходилось с Дубасовым заговаривать об этом, то прежних мужей представляла в самых черных красках, а себя наивной жертвой и мученицей.

Дубасов, перегорая запоздалой и бессмысленной ревностью, жалел ее, хотя целиком поверить в ее рассказы почему-то не мог. Мешали какие-то смутные сомнения, но он их отгонял, потому что был великодушен. Ему в ней нравилось все и, конечно, необычное, чуть загадочное имя – Фея. Что-то от скандинавских сказок, от добрых волшебниц с голубыми глазами и золотыми волосами.

Глаза у Феи были тоже голубоватые, с поволокой и холодным надменным блеском. Доброй волшебницей она не была, и звали ее не Фея, а Феня. Родители, тоже люди от земли, назвали ее в честь доброй и мудрой бабушки. Когда девочка подросла, пошла мода играть в родословные, и она, оскорбленная своим плебейским именем, мгновенно исключила одну букву, сразу придав ему таинственность и необычность. Немало доставила тем хлопот родителям, пока те, изрядно попотев, добились внесения в паспорт соответствующего изменения.

Преображение в Фею ничего не изменило в ее характере. Кое-как окончив строительный техникум, она цепко и настырно принялась устраивать свою личную жизнь.

Симпатии ее устремились к авиации: она слышала, что летчики получают много денег. Первый раз влюбилась в осанистого и представительного брюнета, краснолицего, с мощной шеей. В званиях она не разбиралась, а когда вышла замуж и через несколько месяцев узнала, что он техник-лейтенант и звания тут присваивают очень редко, ее симпатии пошли резко на убыль. К тому же техник был деспотичным, мнящим себя красавцем мужчиной, довольно тупым и вспыльчивым, и Фея через три года от него кое-как избавилась.

Второй муж был настоящим летчиком, красивым и гордым. Фея это почувствовала сразу и как-то неприятно оробела, не узнавая себя. В нем было что-то такое, чего в других мужчинах она не встречала, и это подчинило ее навсегда. Только потом, спустя много времени, она поняла, что это была настоящая и единственная в ее жизни любовь, на которую она обречена судьбой. Но главное – Фея почувствовала, что в ее сокровенной сути что-то бесповоротно изменилось, будто она все время куда-то летела, летела и никак не могла улететь, а душа изнемогала от щемящей нежности.

Муж ее был человеком умным и проницательным, он хорошо видел все ее сладкие терзания, но видел в ней и нечто другое: слишком цепкий и практичный ум, отсутствие всяких интересов, кроме любовных и бытовых, и ему это вскоре надоело.

Когда Фея узнала, что ее собираются навсегда изгнать из рая любви – единственного места, где может быть живо ее сердце, она стала умолять о пощаде, но пощады не дождалась. И Фея, заледенев в слепой ненависти ко всем мужчинам мира, только холодно поблескивала синими скандинавскими глазами, в которых уже ничего невозможно было рассмотреть. Сердце ее стремительно и жгуче наполнилось цинизмом, эгоистичным отношением к жизни.

Вот в такую пору Фея и встретила майора Дубасова.

Познакомились они случайно: в кино оказались рядом места. Дубасов, проходя, неловко задел ее, растерялся и наступил на ногу.

– Вы бы уж что-нибудь одно – толкались или наступали на ноги. А то все сразу. Не слишком ли роскошно? – сказала Фея, испепеляя взглядом Дубасова.

Дубасов от монолога яркой женщины слегка растерялся, и она, видя его смущение, заговорила мягче и все постепенно свела к шутке. Короче, взяла инициативу в свои руки. Дубасову же было приятно повиноваться.

После кино они долго гуляли по вечернему городу. Говорила главным образом Фея, он был доволен, что ему приходится молчать, и с удовольствием замечал, как поглядывают на Фею встречные мужчины. Это льстило его самолюбию. Хотелось гулять в этот вечер очень долго, но всему приходит конец, и они попрощались.

Всю неделю он с томлением ждал субботы, когда должен был позвонить ей. Волновала нетерпеливая радость. Ему казалось, что он встретил ту единственную, которую каждый мужчина должен встретить в своей жизни. Ему остается только поблагодарить судьбу и последовать ее велению. С судьбой, как известно, не спорят.

И на Дубасова нахлынули мечтания. Он уже представлял, как интересно и радостно заживут они с Феей, как после полетов он, будет возвращаться, не в пустую холостяцкую квартиру, а домой, где его будет ждать красивая женщина.

Встречались месяца полтора. По желанию Феи свадьбу не устраивали. Пригласили друзей Дубасова, нескольких ее подруг и вволю повеселились.

Неузнаваемо изменилась неуютная квартира, увешенная и устеленная коврами, заставленная хрусталем и фарфором.

Невеста блистала. Длинные светлые волосы тяжелыми локонами лежали на красивых плечах, открытых низким вырезом пурпурного платья. Массивный золотой кулон с крупным изумрудом сверкал на высокой груди. Синие глаза горели победным огнем.

Мужчины наперебой приглашали ее танцевать, женщины смотрели с завистливым опасением. Дубасов чувствовал себя счастливым, и душевный уют накатывал теплыми волнами при мысли, что они всегда теперь будут вместе. Только раз морозно кольнула ревность и сомнение: по Сеньке ли шапка?

Пришли на память слова матери, она спросила, когда он собрался уезжать из отпуска – не думает ли он жениться. Выслушав отрицательный, категоричный ответ и, наверное, мало поверив в эту категоричность, мать задумчиво и немного, печально, посмотрела на него и тихо сказала:

– Уж коли надумаешь, руби дерево по себе. За красивыми не гонись, не в красоте счастье. Главное, чтобы душа у нее была. Приглядись, не спеши. От непутевой жены белый свет немил будет.

И столько в ее голосе было тревоги, нежности и какой-то покорности, что Дубасову тогда сделалось не по себе. Он осторожно обнял мать и пообещал следовать ее советам.

Он знал, что некрасив, что не такие, как он, нравятся девушкам с первого взгляда, и ни на какую жар-птицу не рассчитывал. Он знал, что чудес на свете не бывает, и, чтобы лишний раз не разочаровываться, планы имел самые скромные. Когда окончательно решилось все в его отношениях с Феей, какое-то смутное предчувствием холодком обдало душу, какая-то возникла неуверенность и сомнение. Да действительно по Сеньке ли шапка?

Но он тут, же укорил себя за малодушие, трусость. Дерзкая мысль остро полоснула по самолюбию: чем же ты хуже других? Почему другим непременно красавицы, а таким, как он, что останется? От этого мимолетного раболепия он возненавидел себя и подумал, что если бы Фея узнала о его ничтожных мыслишках, то непременно бы разочаровалась в нем навсегда. Тут же вспомнились горячие уверения Феи в любви, и он успокоился.

И они стали жить как все. К счастью тоже привыкают и постепенно перестают замечать, как и недостатки того, кто его приносит. Фея была женщина непредсказуемая, Дубасов понял это, и оттого жизнь складывалась не всегда легко

…..Когда на аэродроме садились в автобус, сквозь редкую облачность были видны звезды, и Дубасов подумал, что, может, зря отменили полеты, вероятно синоптики ошиблись.

Поднимаясь к себе на пятый этаж, Дубасов думал, как сейчас примет душ, выпьет крепкого чаю и всласть часа два-три почитает. Войдя в квартиру, он увидел на вешалке летную фуражку и радостно подумал, что приехал кто-то из друзей. Такое случалось редко, и для Дубасова это всегда был праздник.

Он порывисто шагнул в комнату, не понимая, почему в ней полумрак, и в то же время, чувствуя, как тяжело обрывается сердце от нелепого и невозможного в своей чудовищности предположения. Что-то белое, бесформенное метнулось в угол и замерло.

Дубасов непослушной, тяжелой рукой нашел выключатель. В кресле, съежившись, в полупрозрачном розовом пеньюаре сидела Фея. Наклонив голову, светлые волосы закрывали ее лицо.

На тахте приподнялся рывком заспанный, быстро бледнеющий Юрка Грибов, его однокашник по училищу. Теперь он служил в другом полку, а в прошлом году они еще летали вместе. В прошлом году они катапультировались со «спарки».

Тогда Дубасов рванул ручку катапульты, когда самолет падал в штопоре… Земля с огромной скоростью, будто в необъятную воронку, затягивала самолет. Мелькали куски синего неба и пестрой земли, все быстрее и туже закручиваясь в гигантскую спираль, устремляясь к черной последней точке. Сколько секунд им отпустила судьба, Дубасов не знал. Он понимал только одно: надо бороться за двоих, еще не все кончено. Спасительные секунды!

Когда они повисли на парашютах, Дубасов увидел, что таких секунд оставалось совсем мало: земля была очень близко.

Сейчас перед глазами Дубасова так же стремительно закружился весь мир, но не было спасительной катапульты. Потом он увидел бледные лица Феи и Грибова, но не слышал, что они говорили – их губы беззвучно шевелились, глаза затравленно метались.

Дубасов содрогнулся от боли и отвращения. Он подошел к окну и распахнул его настежь. Прохладный сырой ветер, пахнувший дождем, ударил в пылающее лицо. Спиной он чувствовал пустоту.

Перед ним, как ему казалось, была черная глухая стена. Он задыхался от этой черноты и безысходности, потому что впереди была стена, и невозможно было сделать и полшага.

Обманутый, опозоренный, оскверненный, как он завтра выйдет на улицу? При свете солнца все сразу увидят его ничтожность, узнают о его позоре. Как жить?!

И в этот миг нахлынули на него боль и стыд перед матерью, будто он тайком обманул ее в самом святом, самом главном. Он знал, что ни в чем не виноват, и это только усиливало боль.

Он понял, что или сейчас, немедленно возьмет себя в руки, или с ним произойдет то, что происходит с летчиком, когда тот не успеет катапультироваться. Сейчас он тоже свалился в штопор. И судьба тоже отсчитывает мгновения для спасения и победы. Спаси себя сам! Помощи ждать неоткуда. Помощи не будет.

И в этот оглушительный момент, когда в его душе что-то взорвалось, но еще не убило насмерть, ему показалось, что он услышал голос матери:

– Не горюй, сынок…

И тяжкая боль от души немного отступила.

В темноте споро зашумел дождь. «Синоптики не ошиблись», – устало, каким-то очень далеким уголком сознания подумал Дубасов.

Он долго стоял и смотрел в черноту ночи, слушал проливной дождь. Потом, когда пройдет время, он забудет Фею, а Грибов нелепо погибнет в автомобильной катастрофе, Дубасову будет их жалко.

Почему же они тогда его предали? Он так и сможет найти ответ на свой вопрос…

Александр Владимиров© 2010 – 2013 Мой почтовый ящик


Сайт создан в системе uCoz