Зарницы


Тихий, пасмурный летний день. Пригородный поезд резко, со скрипом тормозит и останавливается. Площадка 101-й километр. Стоянка три минуты. Площадка – это деревянный павильончик коричневого цвета с зарешеченными окнами. Здесь касса и маленький замусоренный зал ожидания с одним деревянным диваном, затертым до блеска.


Инженер Никитин отложил газету и подошел к открытому окну вагона. Это был плотный мужчина среднего роста, лет пятидесяти, с заметными залысинами в светлых волосах и усталым взглядом. Он ехал на дачу – маленький уютный домик на опушке соснового леса.

Из окна вагона было видно широкое желтое поле созревающих хлебов, разделенное серой полосой проселочной дороги и вдали тонкий шпиль колокольни. Эти места Никитин впервые увидел, когда был студентом. Впечатления тех дней с годами потускнели, но не стерлись в его памяти.

С поезда сошел всего один человек, какой-то мужчина и пошел по дороге. Там, за пригорком, большое село, далеко протянувшееся двумя рядами домов. Вид идущего человека вдруг заставил тревожно и радостно дрогнуть сердце Никитина: точно также, тем далеким летом он шел один по этой дороге в село. У него были каникулы, и тетя Лиза пригласила его погостить, отдохнуть от города.

Большой серый деревянный дом, в котором она жила, стоял недалеко от церкви. Один взгляд на силуэт колокольни опалил душу Никитина сладким огнем. В то лето он впервые по-настоящему влюбился.

По соседству с тетей, на второй половине дома жил директор средней школы Митрофан Ильич – скромный, незаметный человек и его жена Галина Андреевна – красивая брюнетка с высокой прической и профилем пиковой дамы. Золотые серьги, пышные локоны, девичий бюст, величественная походка – прямо светская дама из девятнадцатого века. Она была очень приветлива и улыбчива. Казалось, что Галина Андреевна наслаждается каждым мгновением своей жизни, и приглашает всех последовать ее примеру. Ее глаза цвета переспелой вишни излучали нежность, и это делало Галину Андреевну неотразимой. Ее муж был болезненно ревнив, как все мужья, имеющие жен-красавиц. Это категория самых несчастных мужчин.

Когда Никитин впервые увидел их вместе, то был неприятно поражен: почему такая яркая женщина связала свою жизнь с этим мужчиной. Он был, как серый воробей рядом с павлином, сверкающим изумрудным золотом.

Галине Андреевне было лет сорок пять, и красота ее цвела ярко и пышно. Ей бы жить в городе, блистать в театрах, на концертах, художественных выставках, но она была обречена медленно увядать в деревне. Никитин знал, что она преподавала русский язык и литературу, и должна была каждый день в любую погоду идти с мужем два километра до школы. Изо дня в день видеть одних и тех же людей, приземистые избы, глинистую дорогу, разбитую тракторами и машинами, весной, размытую половодьем. Зимой, возвращаясь домой, трудно пробираться по тропинке в глубоком снегу, готовить обед. Долгие вечера около телевизора, и рядом человек, которого она, конечно, не любит.

Он как-то спросил тетю Лизу:

– Почему она живет с ним?

– Не знаю. Мало ли какие бывают обстоятельства, – и тут же поспешно добавила. – Он очень хороший человек.

– Это как в известном анекдоте, – улыбнулся Никитин. – Чтобы не обидеть некрасивую женщину, о ней говорят: у нее душа хорошая.

Уклончивое объяснение тети Никитина не удовлетворило. Он был уверен, что бывая на людях, Галина Андреевна мучается от того, что рядом с ней муж с такой заурядной внешностью.

Как-то под вечер Митрофан Ильич собрался в город. Через тонкую стенку коридора было слышно, как Галина Андреевна наказывала ему что купить. Никитин почувствовал, как у него почему-то вспыхнуло лицо, и сердце забилось быстро-быстро. «Галина Андреевна будет одна», – замирая, подумал он, и его охватила волнующая радость. Он не хотел думать, о чем-то запретном и недосягаемом, и в то же время думать об этом очень хотелось.

Вечером, когда из-за темного сада поднялась полная луна, Никитин стоял около дома, опершись на забор, и смотрел на ее сияющий лик. В горячей голове метались обрывки беспорядочных грешных мыслей. Сам не зная что, но он чего-то ждал.

– Любуетесь луной, Дима? – услышал он воркующий голос Галины Андреевны. – Летом сельские вечера прелестны.

Никитин почувствовал, как его затылок и спину осыпало колким ознобом, и все его существо стало наполняться нежностью.

– Да, таких вечеров в городе не бывает, – слегка охрипшим от волнения голосом, сказал он.

– Не хотите ли прогуляться? – ласково спросила Галина Андреевна.

– С удовольствием! – поспешно согласился он, чувствуя легкую дрожь в груди.

Они медленно прошли мимо церкви, бледно белевшей под луной, пересекли ее длинную черную тень и оказались на околице. За последними домами широко и просветленно желтело ржаное поле. Небо, наполненное в центре голубоватым лунным светом, и густо темневшее по горизонту, казалось таинственным и глубоким.

По сторонам дороги стояла высокая рожь. Их ломкие тени колебались на дороге, словно не решались сблизиться или разойтись.

– У Фета есть стихотворение, которое начинается словами. «Сияла ночь, луной был полон сад», – заговорила Галина Андреевна своим грудным голосом. – Сегодня именно такая ночь. Сиянье ночи! Как это необыкновенно и чудно! Все пронизано лунным светом. И так печально, и так хорошо на душе.

Никитин слушал ее заворожено. Он был счастлив: они вдвоем. Это настоящее свидание!

Она свернула с дороги и, раздвигая густую рожь, пошла в глубину поля. Он шел следом, пьянея от захватывающей догадки. А вдруг это почему-то не случится?

Им уже начало овладевать отчаянье, когда Галина Андреевна остановилась и повернулась к нему. Его била мелкая дрожь, и он ничего не мог с собой поделать. Он даже не понял, как это произошло: Галина Андреевна уже держала его в своих объятьях.

– Ну, что ты, милый. Успокойся, глупенький мальчик, – тихо и ласково говорила она. Ее локоны с едва уловимым ароматом духов касались его пылающего лица, а губы уже нашли его губы и, вздрагивая, жадно завладели ими…

И все исчезло. На мгновение, возвращаясь в реальность, он видел ее лицо, странно измененное лунным светом и страстью, рожь высоко над ними, и опять проваливался в блаженную бездну.

Они вышли на дорогу, когда красноватая луна стояла низко над землей. Заметно посвежело, на траве, тусклой от росы, остались их темные следы. По горизонту тревожно вспыхивали редкие зарницы. До дома они шли, молча, словно боялись потревожить предрассветную тишину или что-то очень сокровенное в себе.

На пороге он нежно, со щемящей тоской, поцеловал ее уже знакомые губы с солоноватым привкусом слез. Он знал, что это в последний раз.

Он уехал рано утром с первым пригородном поездом. Ему было бы невыносимо больно увидеть ее рядом с мужем.

…. Никитин очнулся от резкого локомотивного гудка. Вагон дернулся, заскрипел и пополз мимо платформы 101-й километр. Трехминутная стоянка окончилась.

Пока он ехал до своей остановки Сосновка, все время думал: кажется, Лев Толстой сказал, что нет постоянного счастья, а есть только мгновения, как летние зарницы. Цените их, живите ими …

Оказывается, все эти долгие годы в его душе жили те зарницы над ржаным полем. И задумчиво улыбался, глядя в окно вагона, за которым мелькали молодые березки….

Александр Владимиров© 2010 – 2013 Мой почтовый ящик


Сайт создан в системе uCoz